Quattro giorni trascorsi, tutto aveva compiuto;
nel quinto Calipso divina lo fece
partire dall’isola, dopo averlo lavato
e di vesti odorose coperto; e mise
dentro la zattera un otre di vino e un altro
grande di acqua; e molte vivande in un sacco;
e un lieve vento soave la ninfa levò;
e lieto del vento Ulisse apriva le vele.

Guidava abilmente la nave seduto
al timone, né gli cadeva sugli occhi
il sonno osservando le Pleiadi e Boote,
la stella che tardi tramonta e l’Orsa
che anche dicono il Carro, e ruota
in un punto e sempre mira Orione
e sola non mai nell’onde d’Oceano s’immerge;
Calipso, ninfa divina, ingiunto gli aveva
di far rotta l’Orsa tenendo a sinistra.
(Odissea, V, 270-277)

Сидя на корме и могучей рукою (270)
Руль обращая, он бодрствовал; сон на него не спускался
Очи, их не сводил он с Плеяд, с нисходящего поздно
В море Воота, с Медведицы, в людях ещё Колесницы
Имя носящей и близ Ориона свершающей вечно
Круг свой, себя никогда не купая в водах океана. (275)
С нею богиня богинь повелела ему неусыпно
Путь соглашать свой, её оставляя по левую руку.

Gladly then did goodly Odysseus spread his sail to the breeze; [270]
and he sat and guided his raft skilfully with the steering-oar,
nor did sleep fall upon his eyelids, as he watched the Pleiads,
and late-setting Bootes, and the Bear, which men also call the Wain,
which ever circles where it is and watches Orion, [275]
and alone has no part in the baths of Ocean.
For this star Calypso, the beautiful goddess,
had bidden him to keep on the left hand as he sailed over the sea